"Дневник Марии Башкирцевой" стал одной из самых замечательных книг XIX столетия

Художница оставила после себя около 150 картин, эскизов и рисунков

Художница оставила после себя около 150 картин, эскизов и рисунков

"Дневник Марии Башкирцевой", изданный в Париже два года назад, с некоторого времени стал и у нас модной книгой. Им восхищаются, повторяя слова видного государственного деятеля Великобритании Уильяма Гладстона из журнала "Nineteenth Century" ("Девятнадцатый век"): "Дневник" этой художницы является одной из самых замечательных книг нашего столетия". О нём спорят, пожалуй, не меньше, чем спорили при появлении этой книги и в Париже, и в Лондоне, и в Америке, где она в английском переводе разошлась в десятках тысячах экземпляров. Оставлять без внимания такое явление нерезонно. Кстати, почитатели с известным французским писателем Морисом Барресом во главе объявляют "Дневник" чуть ли не библией "всех высших натур".

"Вестник иностранной литературы", №1, 1893 г.

Грустная 12-летняя девочка сидела у окна, наблюдая за шумной жизнью Лазурного берега. Несмотря на нудный моросящий дождь, улица Ниццы, на которой находилась вилла семьи Башкирцевых, наполнялась разодетой публикой. Мимо то и дело пролетали экипажи, в которых дамы в кокетливых шляпках напропалую флиртовали с лощёными кавалерами. Внезапно, движимая каким-то внутренним порывом, девчушка спрыгнула с подоконника и бросилась в кабинет матери.

"К чему лгать и рисоваться! — обмакнув ручку с пером в чернильницу, — писала Мари. — Это всегда интересно — жизнь женщины, записанная изо дня в день… этот дневник — самое полезное и самое поучительное чтение в мире среди тех, которые были, есть и будут… Я ещё не совсем женщина, но я вырасту. Мою жизнь без малейших украшений и лжи можно будет проследить от детства и до смерти".

Спустя 15 лет написанное ею станет литературной сенсацией.

Но кто такая Мария Башкирцева?

Мари, тогда ещё просто Маша, родилась 24 ноября 1858 года неподалеку от Полтавы, в имении Гавронцы, принадлежавшем богатому аристократическому роду. "Отец мой был сыном Павла Григорьевича Башкирцева, столбового дворянина, человека храброго, сурового, жёсткого и даже жестокого, после Крымской войны произведённого в генералы, — писала в своём дневнике Мария. — Он женился на приёмной дочери очень знатного человека, которая умерла тридцати восьми лет, оставив ему пятерых детей — моего отца и четырёх его сестёр. Мать моя вышла замуж двадцати одного года, отвергнув до этого несколько прекрасных партий. Она — урождённая Бабанина. Со стороны Бабаниных мы принадлежим к старому дворянскому роду: дедушка всегда хвастался тем, что происходит от татар времён первого нашествия… Человек образованный, поэт, он был поклонником Байрона".

Не был лишён литературного дарования и отец девочки — предводитель полтавского дворянства Константин Павлович Башкирцев. Впрочем, как и мать Марии — дочь отставного харьковского полковника-аристократа, считавшаяся истовой англоманкой, библиофилом и ценительницей изящных искусств. После кончины "страшного генерала" Павла Башкирцева его сын, Константин Павлович, получив немалое наследство, "пустился во все тяжкие" и очень скоро растранжирил половину состояния. Не выдержав чуть ли не ежедневных скандалов, супруга подала на развод. Выиграв бракоразводный процесс, госпожа Башкирцева, забрав детей — Поля и Мари, как стали называть их на французский манер, а также сестру Надин, брата Жоржа и немощного дедушку, отправилась в длительное путешествие по Европе. В поисках пристанища семейство исколесило полконтинента: Вена, Баден-Баден, Женева, Рим, Неаполь, Капри, Лондон, Париж. Пока, наконец, не пристало к Лазурному берегу. В Ницце новоявленные эмигранты остановили свой выбор на роскошной вилле.

"До 12 лет, — признавалась в своём дневнике Мари, — меня баловали, исполняли все мои желания, но никогда не заботились о моём воспитании… Если я буду терять время, что же из меня выйдет! Сегодня целый день составляла расписание занятий. Закончу только завтра. Высчитала: по 9 часов занятий ежедневно. Боже, дай мне сил и настойчивости в уроках!"

Рассказывали, что когда директору лицея, в который поступила Мари, принесли этот список, он удивлённо воскликнул: "Сколько лет этой девочке, которая так хочет учиться и сама составила для себя такую насыщенную программу?". А она была настойчивой: "Когда закончу Тита Ливия, примусь за историю Франции Мишле. Я знаю Аристофана, Плутарха, Геродота, отчасти Ксенофонта…".

Лишь на холсты хватило сил...

В 1877 году Мари отправляется в Париж, в частную академию Рудольфа Юлиана, где начинает учиться живописи под руководством профессора Робер-Флери. После одиннадцати месяцев она получает на общем конкурсе мастерской первую золотую медаль. В 1880-м выставляет в салоне свою первую картину "Молодая женщина, читающая роман Александра Дюма". Через год — "Мастерскую Юлиана", отмеченную парижской печатью как произведение, полное жизни, с твёрдым рисунком и тёплым колоритом. В 1883-м в печати в восторженных отзывах отмечается сильный, смелый, реальный талант художницы.

"Прошлым летом, воспользовавшись гостеприимным приглашением г-жи Башкирцевой, я побывал у неё на улице Ампер, — вспоминал французский поэт и драматург Франсуа Коппе. — Приём, встреченный мною в этом милом доме, где всё дышало счастьем, был самый искренний. Но едва я уселся недалеко от самовара с чашкою чая в руках, как был поражён, взглянув на большой портрет одной из присутствовавших в комнате барышень. "Этот портрет, — сказала мне г-жа Башкирцева, — сделан моею дочерью Мари". Я начал было хвалебную фразу, но не мог докончить её. Ещё одно полотно, второе, третье, четвёртое привлекали мое внимание, свидетельствуя об исключительном таланте написавшего их художника. В эту минуту явилась сама мадемуазель Башкирцева. Я видел её только раз, в течение одного часа — и никогда не забуду её".

"Эта умная и неустрашимая художница, постигшая поэзию стоптанных башмаков и разорванных блуз, много работает и, несмотря на свою молодость, уже сумела составить себе имя и завоевать внимание публики и серьёзной критики, всегда несколько недоверчивой по отношению к женщине", — писали о ней парижские газеты.

Мария Башкирцева оставила после себя около 150 картин, эскизов и рисунков. Лучшие из них были куплены французским правительством для национальных музеев. Самая знаменитая картина "Митинг" и пастель "Портрет натурщицы" находятся в Люксембургском музее.

На пике своей славы Мари затеяла переписку с обожаемым ею "живым классиком французской литературы" Ги де Мопассаном. Этот душевный порыв биограф писателя Арман Лану объяснял так: "Это была девушка капризная и изысканная, несносная и трогательная, маленькое прозрачное существо, кокетничавшая перед лицом собственной смерти. Она хотела оставить свой дневник какому-нибудь писателю. Мария цеплялась за этот дневник как за единственную надежду пережить саму себя… Она думала о Мопассане как об исполнителе её завещания. Вместо того чтобы прямо ему об этом сказать, что его безусловно бы растрогало, она будто бы рисовалась перед ним. Грубость Милого друга, стоящего на пороге могилы, обескуражила этот хрупкий оранжерейный цветок…"

Обречённые умереть 

Мари спешила познать любовь: "Я хочу жить быстрее, быстрее, быстрее...". Увы, но скоропалительный роман с племянником кардинала Пьетро Антонелли, слывшим донжуаном, закончился для Башкирцевой глубочайшим разочарованием. Заманив её на свидание, родственник высокопоставленного духовного лица едва не соблазнил барышню. Об этом стало известно… Мари же, по обыкновению, доверила свои чувства только дневнику: "Все думали, что я была тогда влюблена… никогда, никогда, никогда этого не было. В минуты скуки, вечером — особенно летним — часто представляется таким счастьем возможность броситься в объятия влюблённого человека…".

Эта тяга к "амурным делам" была обусловлена, о чём тогда и не подозревали "моралисты", внезапно ухудшившимся состоянием здоровья. Работая над картиной "Скамья на загородном парижском бульваре", художница простудилась, и чахотка, медленно подтачивающая ее в течение нескольких лет, резко обострилась. "Умереть?.. Это было бы дико, и, однако, мне кажется, что я должна умереть", — запишет она с грустью в один из самых отчаянных своих дней.

И всё-таки настоящую любовь Бог Марии послал. На самом излёте этой необыкновенно глубокой по духовной наполненности и, увы, обречённой жизни. Её избранником стал знаменитый художник, 34-летний Жюль Бастьен-Лепаж. "Увидела Бастьена-Лепажа, — записала Мари в дневнике, — он очень маленького роста, белокурый. У него курносый нос и юношеская бородка. Вид его изменил моим надеждам". Но уже очень скоро она в смятении признается: "Я готова была обнять маленького человечка и расцеловать его… В нём есть спокойствие и простота, присущие великим людям…". Весной 1884-го Мария узнаёт, что Жюль тоже неизлечимо болен.

20 октября она с трепетом отмечает: "Несмотря на прекрасную погоду, Бастьен-Лепаж, вместо того, чтобы отправиться в лес, навещает меня. Он почти не может ходить: брат поддерживает его под руки, практически несёт". Это — последняя запись в дневнике…

Мария Башкирцева умерла 31 октября 1884 года, ей едва исполнилось 25.

Жюль Бастьен-Лепаж пережил свою любимую Мари всего на 40 дней.

Опубликован в газете "Московский комсомолец" №41 от 4 октября 2016

Заголовок в газете: Ей даровал Бог слишком много! И слишком мало отпустил