По полю битвы с ветераном

Наш спецкор под Ватерлоо

17.07.2015 в 12:47, просмотров: 1963

Это произошло 200 лет назад, и в современных сводках могло бы прозвучать так: «коалиция союзников убила самый перспективный проект европейской интеграции». Но — ура! — речь идет не о современности, а о XIX веке, том самом, который «путь закончил свой без войны, без мировых и вселенских сует». Хотя и войны, и суеты тогда были такие, что нынешнему племени, пожалуй, и не снилось.

Перспективный проект европейской интеграции хоть и убили, но не уничтожили: три четверти современной Европы живёт в правовом поле, предложенном 46-летним гением, чья политическая жизнь закончилась на ржаном поле в Бельгии. И число живущих по созданным им правилам растет и растет.

«Мой» ветеран

Но все, больше о современной политике – ни слова. Мы в XIX веке. Поле Ватерлоо… Поле, где 18 июня 1815 года закатилась звезда французского императора Наполеона.

В одном из самых ярких описаний битвы – «Красном и черном» Стендаля – собственно битвы-то и нет. Жюльен Сорель находится в центре сражения, но ничего не видит и ничего не понимает, кроме фразы какого-то француза: «Мы проиграли битву».

Но я не Сорель, и мне повезло больше. Со мной разговаривал ветеран, которому не впервой находиться в сражении: за плечами - два Маренго, три Аустерлица, девять Бородино, два Ватерлоо… – всего 22 кампании.

Представься, пожалуйста… В каких чинах будешь?

Ветеран: Чин невелик, но престижен. Гренадер Старой Гвардии; император нас называл «гроньярами» (ворчунами). Мы его ругали еще в Италии и Египте: «Куда и зачем нас ведет этот мальчишка?». Но шли… И в Гвардии – я не просто так, а первый значконосец «батальона Эльбы».

Даже не офицер, не орденоносец?

Ветеран: Офицеров много, а ротное знамя доверяли только мне. А ордена… Все это либо тщеславие, либо еще раз тщеславие. По традиции, мы на французских мундирах их вообще не носим, кроме ордена Почетного Легиона. Из символов для меня по-настоящему важен один – медаль Святой Елены. На ней от имени императора слова: «Моим товарищам по славе». Ею меня наградили в 2002 году. Она у меня, кстати, оригинальная, антикварная: друзья из Парижа подарили.

Читатель, не спеши вызывать медиков. Игра в «наполеонику» - это только игра, это часть культуры современного Старого Света. Игра со своими традициями, легендами и героями. Со своими титулами, наградами, интригами и «Табели о рангах». «Мой» ветеран до сих пор обращается к Олегу Соколову (действительному кавалеру Ордена Почетного Легиона Франции, «командиру всех французов СНГ», которого в игре традиционно называют «Сир», то есть Ваше Величество), только «мой генерал». В условиях игры – это просто мятеж: императора простым генералом именовать. Может быть, именно по этой причине «мой» ветеран так до сих пор не продвинулся даже в унтер-офицеры.

Игра бесконечно популярна в Европе. И бесконечно полезная. Удивительно, но это так. В Европе любят Наполеона. Причем, что интересно, особенно любят в тех странах, которые были французским императором биты – в Германии, Англии, Польше, России. И сами ее участники не называют ее «игрой», а более продвинуто – «реконструкцией», а себя – «реконами».

История наполеоновских клубов уходит «в глубину десятилетий». Сейчас десятки их изучают и реконструируют времена наполеоновских войн. И в результате о военной стороне этого времени известно практически все, вплоть до мундирных пуговиц разных полков, деталей покроя нижнего белья, состава табака и пороха, цвета гетр и вида игральных карт, в которые лихие офицеры проигрывали состояния в то безалаберное время. Вплоть до техники укладки дров походного костра (различного, кстати, у французов и русских).

Вот так и мой визави-гроньяр. Дитя СССР, потомок польских аристократов – и фанат «наполеоники». С гордостью он показывал мне фотографию момента взятия им багратионовых флешей на «Бородино-1990». И вот, после многих кампаний, спустя четверть века после блестящего взятия флешей, «мой» ветеран снова вышел на бой: император позвал…

«И вот нашли большое поле»

Это в провинции Валлонский Брабант, в 15 километрах от Брюсселя. Вроде бы в Бельгии, но часто доводилось слышать, что само поле принадлежит английскому герцогскому роду Веллингтонов (благодарные Нидерланды, в составе которых тогда была Бельгия, подарили его победителю Наполеона). Потомки Артура Веллингтона всегда приезжали на юбилей триумфа своего предка. Всегда, только не в этот раз: 31 декабря 2014 года умер восьмой герцог Веллингтон, Артур Валериан. Траур, по правилам, будет длиться полгода.

Зато там были потомки другого героя Ватерлоо, принца Виллема Оранского, будущего короля Голландии Вильгельма II. Этот молодой (23 года) командующий голландской армией и первым корпусом союзных сил в этой битве был ранен в плечо. И уже много лет символом «поля Ватерлоо» является «оранский лев», памятник на кургане, воздвигнутый на месте ранения принца.

А в Государственном музее Голландии до сих пор находится другой герой Ватерлоо и друг принца Виллема - жеребец Векси. Он был ранен вместе с хозяином. А после смерти в весьма преклонном, как для лошади, возрасте (37 лет) шкура жеребца была наклеена на деревянный каркас и в полной сбруе того самого «дня Ватерлоо» выставлена в музее. Сбруя, кстати, для принца и командующего достаточно скромная: кожа и бронзовые пряжки, мундштук, бляхи.

Двести лет назад на этом небольшом (около четырех квадратных километров) поле сошлись более 150 тысяч человек: французы, англичане, пруссаки, голландцы, ганноверцы, нассаусцы и прочие. Наполеон тогда почти выиграл….

Говорят, что уже в середине дня английский командующий Веллингтон почти в панике кричал: «Господи, пошли мне ночь или Блюхера!». Господь послал Блюхера, и около шести вечера почти 30 тысяч солдат этого прусского фельдмаршала атаковали основательно измотанный правый фланг французов. А у тех сил оставалось совсем немного. Даже у любимого детища Наполеона - Старой Гвардии. Слова генерала Пьера Камброна: «Гвардия умирает, а не сдается!» - это все-таки скорее легенда. Многих перебили, оставшаяся часть Гвардии сдалась. Наполеон проиграл…

Генералы, солдаты, маркитантки…

Спустя 200 лет на поле Ватерлоо собралось, конечно, поменьше бойцов - около пяти тысяч. Но и они устроили блестящее зрелище.

«Врагов» поставили там, где они и стояли 200 лет назад. «Англичане» и их союзники стали лагерем у «оранского льва». «Французы» – с другой стороны поля, вдоль дороги на Женап. В лагерях обеих сторон были не только солдаты. Устроители реконструкции допустили туда женщин и детей, но на каждых 10 «бойцов» - по одной женщине и одному ребенку в аутентичных XIX веку костюмах.

Однако жизнь берет свое. В украинском лагере (ребята из Киева и Луцка, одетые в униформу - синее с желтым - «легиона «Висла»», польских добровольцев на французской службе,) женщин было гораздо больше положенного.

Гроньяр, а почему столько дам в лагере?

Ветеран: Да, позволено было только одну на десять человек. Но мы не были бы пехотой французской императорской армии, если бы сдали своих женщин в толпу каких-то зрителей.

Но я видел женщин не только в платьях, но и в военной униформе!

Ветеран: Что поделаешь, командование всех армий во все века боролось с женщинами, принимавшими участие в войнах. И всегда проигрывало эту борьбу. Русские могут вспомнить свою Надежду Дурову, немцы – Марию Прохазку, а англичане – Сару Тейлор. А уж француженок было не счесть.

Но и без оружия, в платьях, женщины были очаровательны. В летящих, похожих на греческие туники, платьях XIX века. В них они и под ручку с офицером пройтись могут, и на тур мазурки выйти, и посуду вымыть. Вообще, в лагере с ними, дорогими, гораздо уютнее.

А лагерь был «вкусный». Украинская команда из «легиона «Висла»» (моральные наследники польского полковника Голашевского, до последней минуты преданного императору) выставила три десятка палаток. Причем палаток исторических, воссозданных по образцам наполеоновского времени - деревянные колья с поперечиной и парусиновый тент. А что, пусть образцы палаток и давние, но практичные. Когда в ночь на 18 июня пошел дождь, ни одна палатка не протекла.

Правило лагеря железное: никакого XXI века - выходить только в форме. Возле трех рядов палаток - «исторический» разборной стол на всех, деревянные лавки. Посуда, как и положено, глиняная, деревянная или оловянная. Ложки – кому как повезло «на добыче», в основном деревянные, но были и серебряные. Кружки – тоже почти «по уставу», пусть и алюминиевые, но по форме воспроизводящие начало XIX века. Ну и, естественно, везде оружие: сабли и ножи, небрежно брошенные на стол, и щетинящиеся штыками ружья, составленные в пирамиды. Ночью, правда, ружья уносили в палатки. Так, на всякий случай.

Лагерей было много, и в каждом стояло свое знамя. Нет, не современное. То – наполеоновское, веллингтоновское, оранское. Каждый лагерь представлял собой реконструкцию какого-то воинского подразделения, и его насельники были одеты в одинаковую униформу. Хотя «мой» ветеран был редким исключением.

Почему ты, из Старой Гвардии, оказался здесь, среди поляков «Вислы»?

Ветеран: Мое подразделение пеших гренадер Старой Гвардии в Киеве давно распалось. Нас, «медвежьих шапок» (символ Старой наполеоновской Гвардии), действующими осталось только два человека: для остальных обстоятельства, время и возраст оказались сильней. Поэтому сейчас я среди «поляков», хотя и ношу не батальонный значок, а бывшее при Бородине, Аустерлице и Лейпциге знамя Франции.

Но было место, где рябило в глазах от разных мундиров. А, может быть, просто двоилось, поскольку это была пивная, где собирались по вечерам все, у кого было желание и деньги. Там подавалось специально изготовленное бельгийцами пиво. Со скромным и броским названием: «Ватерлоо». Украинской команде «польских пехотинцев» повезло: пивная находилась рядом с их лагерем. Так что и ходить далеко не надо было, и с собутыльниками не проблема: пройти в нее можно было только через них.

«Все побывали тут!»

Но «наполеонисты» вообще-то приехали на поле Ватерлоо не только встретиться с «соратниками-единомышленниками» со всего мира и пивка попить. А показать, как ЭТО выглядело 200 лет назад. И показать было что. Ватерлоо-2015 – одна из самых массовых «битв» в истории реконструкций наполеоновского времени. Пехота, не менее двух сотен кавалерии, более 50 пушек. Причем пушки не просто так, алюминиевая мишура, а настоящее бронзовое литье. Во всяком случае – французская. Ею командовал капитан д’Абовиль (в миру – российский банкир Алексей Павлов, которому пушки отлили в Туле). Три блестящих штаба – английский Веллингтона (Алан Ларсен), французский Наполеона (Франк Самсон) и прусский Блюхера (Клаус Беккерт), где рядом с шатрами командующих - «дуэлянты, флигель-адъютанты, блещут эполеты». И масса выстроенных войск в разнообразной униформе, со знаменами, музыкой и маркитантками в центре.

Ветеран: В первый день воспроизвели начало битвы. Когда французы оттеснили союзников и взяли ферму Угомон. Это традиция фестивалей Ватерлоо – в первый день всегда показывается французский неудержимый натиск. А во второй – побеждают уже союзники.

А где стояла твоя часть?

Ветеран: Против пруссаков…

Как, ведь пруссаки Блюхера подошли к концу битвы?

Ветеран: Ну, знаешь, похоже, ты проникся игрой больше, чем мы сами. Фестиваль Ватерлоо - это не историческая реконструкция самого хода битвы. Это ее образ. Это то, чего не смог увидеть герой Стендаля: передвижение войсковых масс, артиллерийский грохот, атака конницы, перестроение колонны в каре. И на Ватерлоо этого года все было показано достойно. А то, что мои поляки нарвались на пруссаков - в истории именно этого не было, но зато какой получился образ. Даже ты, злобный реалист, проникся картинкой…

Это был удар ниже пояса, и я замолчал. Тем более что «ворчун» был прав: образ битвы действительно впечатлял. Вытоптанная рожь поля, тяжелая поступь тысяч ног, топот сотен копыт, ружейные залпы, канонада десятков орудий, немецкий рев «Hoh!!!», протяжное французское «Vive l’Empereur!» и пронзительный визг шотландских волынок, порой заглушающий и немцев, и французов. А еще пусть и не особо громкий, но внушительный «Них жие Цезаж!!!» поляков Вислинского легиона из Варшавы, Киева и Луцка.

Эффектно. На несколько минут забывалось, что ты живешь уже в другом тысячелетии. Хотя тысячелетие неизбежно напоминало о себе.

XXI век, осмысленный и беспощадный…

Фестиваль был организован очень профессионально: душ, туалет, медицина, питание участников. Хотя группы и готовили традиционно, на бивуачных кострах, но устроители ежедневно выдавали сухие пайки: хлеб, соки, консервированные бобы с сосисками, салаты, какая-то рыба. Питательно, но не особо вкусно. Зато как у бивуачного костра «шли» киевское вареное сало с чесночком да луцкая медовуха!..

Питание участников было для них бесплатным, но зато в остальном… «Мой» ветеран ворчал:

Да, не то уже Ватерлоо! Вот в прошлые разы сам мундир был «пропуском» везде: и в лагере, и в округе. А здесь? Приехали – и нам сразу нацепили на запястье черные ленточки-браслеты, и только в них – ты участник. Нет браслета – не пропустят ни в лагерь, ни на поле, да и пайка не получишь. А вот помню 1995 год! Тогда нам сразу по приезде выдавали «тикет буассоны» на 45 бельгийских франков (почти полтора доллара) каждый. Мне тогда сразу, по-моему, полтора десятка выдали.

Тут уж взыграло любопытство:

А что это такое, тикет буассоны?

Ветеран: Талон на выпивку. На каждый можно было получить добрую кружку пива. Показал нынешним фестивальным барменам сохранившийся у меня с тех времен тикет. Глядел на него молодняк с почтительным удивлением, но на пиво не обменяли. Сейчас в ходу другая фестивальная «валюта»: пластиковые квадратики ценой в 2 евро. Но времена уже не те, они не раздаются, а продаются.

Ничего, ещё через десяток лет обменяешь свой тикет на бочку пива, как антиквариат!

Ветеран: Ну-ну… Да и вообще, слишком многое продавалось. Даже вайфай был платный, 5 евро в час. В музеи вход стал платным, даже в Панораму Ватерлоо и Музей Веллингтона. А тогда мы, «мундирные», в фестивальные дни ходили туда свободно.

Это, конечно, ворчание старого гроньяра, но ведь он прав. Беспощадно коммерческий XXI век был заметен везде. Оно и понятно: на Ватерлоо-200 было истрачено около 10 миллионов евро, одного пороха сожгли 4 тонны. И теперь зарабатывали на всем. По периметру поля построили комфортные трибуны. Самый дешевый билет – 17 евро, а побывало там за два дня более 200 000 человек. Вход туриста на бивуак – 6,7 евро, а ходили они толпами и семьями. Огромная и совсем недешевая сувенирная зона. Говорят, затраты организаторов на фестиваль окупились уже на второй день.

Может, это и правильно, но «старики» Ватерлоо с тоской вспоминали именно те дни, которые с «тикет буассонами», когда сам их мундир являлся пропуском не только в лагерь, но и везде. Что поделаешь, капитализм, заложенный, кстати, в «Кодексе» императора Наполеона.

…Вот такое оно, Ватерлоо, куда меня окунул «мой» ветеран, значконосец батальона «Эльба». В жизни – просто Владимир Назарчук, 60-летний мальчишка, посвятивший свою жизнь античной археологии и императору Наполеону. Мой добрый товарищ по десяткам лет экспедиций.

Некоторые с иронией смотрят на увлечения Владимира. А некоторые завидуют. Я чаще завидую…