Весть цвета боли
23 марта умер генеральный продюсер "МК" в Украине" Владимир Гоцуленко
26.03.2015 в 15:12, просмотров: 4626Эта утрата из тех, что обрывает слишком многое из сопредельных судеб. Но никакой общий ущерб несоизмерим со смертью этого незаурядного человека.
Ушел из жизни Владимир Гоцуленко – поэт, издатель, пушкинист, генеральный продюсер "МК" в Украине". Говоря совсем просто, наш шеф. Непредставимо и очень горько. Эта утрата из тех, что обрывает слишком многое из сопредельных судеб. Но никакой общий ущерб несоизмерим со смертью этого незаурядного человека. Его не будет больше никогда.
Владимир Николаевич пришел в журналистику в Одессе, став редактором областной "молодёжки". Потом был ответственным секретарём журнала "Барвинок", главным редактором журнала "Ранок" и вскорости – издательства "Молодь", возглавлял украинское отделение информагентства ИТАР-ТАСС. На рубеже нулевых Гоцуленко вместе с Михаилом Цюпко (ныне – главным редактором "МК" в Украине") открыли своё дело. Для этого им пришлось здорово рискнуть, взяв кредит под залог личного имущества. Их газета знала разные времена, но даже на пике рыночного успеха её основатели ничего не хапали – и коллектив это знал наверняка. Средства вкладывались в развитие и новые проекты.
Родился Владимир Гоцуленко в 1943 году в семье офицера, что определило его убеждения на годы вперёд, а точнее – на всю сознательную жизнь. Владимир Николаевич имел твёрдые принципы и чёткий нравственный отвес, неизменный при всех метаниях массовых настроений. Война для него всегда оставалась Отечественной, солдатский подвиг – святым, и попытки огульно отрицать прожитое нами же при советской власти представлялись ему мелкими и недостойными. Перерожденцам он не верил и чуял их за версту.
Гоцуленко не был шефом, приятным во всех отношениях. С подчинёнными держал дистанцию, был строг и взыскателен, популярности не искал, любимчиков не имел, одним словом, был из неудобных руководителей. Но его уважали, потому что он не делал исключений и критерий у него был один – качество работы. А в её оценке Владимир Николаевич был справедлив и, как истинно интеллигентный человек, умел восхититься сделанным другими.
Владимир Гоцуленко – автор одиннадцати поэтических сборников, но продвигать свои стихи не умел, совестился. Литературные награды и премии находили его сами. А вот Пушкинской медалью и занесением в Почётный реестр попечителей Пушкинского Дома в Санкт-Петербурге и музея Александра Пушкина в Москве гордился открыто, со священной радостью. И на то есть совершенно особые причины. Вне этой своей высокой страсти Гоцуленко не только не будет полон, а вообще останется непонят, не прочитан и не раскрыт.
Пушкин был его Богом. Всеобъемлющим и неустранимо трагичным.
Снег вытоптан, и гаснет зимний свет.
И графика зимы являет строго,
как от осиротелого порога
уходит вдаль, за горизонт, дорога.
Она чернеет рамой некролога,
и вся Россия – Пушкина портрет.
Путь к сокровенной теме у Гоцуленко был осторожен и сверхщепетилен.
А Пушкин – бледен, и прекрасен,
и неразгадан, словно связь
между звездою, что погасла,
и той, что вслед за ней зажглась.
Он долго не решался говорить и думать за Поэта, занимаясь погружением в мир его наследия – так удавалось приближаться к явлению, не профанируя великое имя.
И, слушая судьбу, подумаешь невольно:
возможно, потому глаза прикрыл рукой,
что так душе легко, и сладостно, и больно
над пушкинской строкой, над пушкинской строкой.
Пушкинская строка всегда была "тайной нормой" отношения Владимира Николаевича к любым иным текстам. То, что плохо написано, он ненавидел. Слабая статья в газете оскорбляла его лично. Он стоял на страже качества текста, как воин на посту. И переписывал небрежные материалы безжалостно и безусловно. Мы ведь живём в мутное время: СМИ стали отдельным "разумом", а теперь ещё и средством лоботомии для людей. Гоцуленко противился мерзкой тенденции, уважал читателя, не допуская на страницы "МК" пошлость, языковую нищету и, как следствие – скудоумие. Наши авторы, к слову, его правок никогда не оспаривали, ибо их основой выступал его вкус, а он у Владимира Николаевича был безупречным. И вдохновить мог, как никто другой, ценя точный образ, добытый в размышлении смысл.
Он был поэтом и понимал, как мучительно сложно написать что-то стоящее.
Покажется: не стоит ни гроша
всё то, чем раздираема душа –
стихи, не боле.
Но вновь собьются мысли на побег,
и вновь клянёшь судьбу и этот снег,
снег цвета боли".
Подлинность Гоцуленко-поэта засвидетельствована отзывами Дмитрия Лихачёва и Давида Самойлова, Юрия Бондарева и Олеся Гончара, Леонида Вышеславского и Семёна Гейченко. Но он видел свои стихи сквозь кристалл пушкинской строфы и поблажек себе не давал:
Я мастер безвестный,
который тобой лишь одной оценён,
но я не об этом.
…Ты – ангел,
пока не набравший положенных лётных часов.
А я отлетался…"
Есть газетный трюизм – "надорвался на службе". Но в отношении Гоцуленко это сущая правда. Более года Владимир Николаевич сражался за выживаемость нашей газеты. Закрылись "Известия" и "2000", а мы держались. Во многом – благодаря его предприимчивости и самоотдаче. Работал на износ. Тут его и обсели болезни – целая стая серьёзных недугов. Температуру под 39º он уже считал почти нормальной. И в больницу обращался, лишь когда доставало донельзя. Это было очень достойное мужское поведение, увы, приведшее к необратимому исходу. Теперь стало ясно: Владимир Николаевич Гоцуленко действительно вдыхал душу в нашу газету. Оказалось, правда, что эта душа – его собственная.
Светлая память!
Из последней книги поэта
ЗАЖГИ ОГОНЬ
Перегорели вдруг
все звезды во Вселенной –
в гигантской темноте
вращается Земля.
Но можно угадать
три облака сирени
да различить шаги
ночного патруля.
Распахнуто окно
в дурманящее лето.
Немая тишина.
Обратные шаги.
И в этот мертвый час,
у лезвия рассвета,
зажги огонь во тьме.
Во тьме огонь зажги!
От взлета в небеса
и до грехопаденья
один неверный шаг,
один безумный взгляд…
Вот почему закон
земного тяготенья
способен возвращать
нас всякий раз назад.
Пусть не вернуть того,
что было так прекрасно!
Но память все хранит –
я жизнью ей плачу.
Зажги огонь во тьме,
а если вдруг погаснет, –
ты вновь его зажги –
хоть факел, хоть свечу.
Без веры счастья нет.
А веры нету больше,
и так велик соблазн
себя же обмануть!..
Зажги огонь в окне –
пусть будет камень брошен.
Терпи, чему уж быть,
того не обминуть...
Но, заклинаю, – верь,
что ты сильней и выше
житейских передряг.
И улыбнись судьбе!
А если боль твою
в округе не услышат –
в себе огонь зажги.
Зажги огонь в себе!..
***
Дай Бог нам пережить свои желанья
и горечи безвременных утрат.
И если можно жить без состраданья,
то как без состраданья умирать?
Дай Бог простить, хотя бы в час прозренья,
обиды все, гнетущие давно.
Да, можно жизнь прожить и без прощенья,
но без прощенья умереть грешно.
Хоть знаю я: на стыке тьмы и света,
Где места нет ни горю, ни любви,
не отыскать последнего ответа –
зачем случились жизнь и смерть мои…
ЕСЛИ
Мир жесток. И совсем не просто
оставаться самим собой,
ведь привыкли мы лишь по росту
становиться в безликий строй.
Отчего же командность слога,
а не дело для нас важней?
А ответ испроси у Бога,
если есть он в душе твоей.
В том эпоха не виновата,
что рожденные для любви
поднимаются брат на брата,
охмелевшие от крови.
Сколько можно трубить тревогу?
Сколько можно седлать коней?
А ответ испроси у Бога,
если есть он в душе твоей.
Мир прекрасен, хоть и жесток он,
ведь иного попросту нет.
В нем, согласно природным срокам,
чередуются тьма и свет.
Отчего же тогда в итоге
больше выпало черных дней?
А ответ испроси у Бога,
если есть он в душе твоей…